АССА

Мама, какой юг? Там снег лежит.

Дикость. Как, впрочем, и любой компромисс.

Гастрит уже есть, язву наживем.

Хорошо, счастливо. Контрабас я сам встречу.

Ничего, кажется, нет. И есть все.

Ну, какая производительность труда? Чем больше горбатишься, тем меньше тебе платят. Крути дальше.

В огне не горит, в воде тонет.

В случае вселенской катастрофы она сохранится. Я эксперимент провел.

— А с чего ты решил, что мне должно быть окончательно грустно?
— Мне так кажется.

У меня теперь другая жизнь, другие долги, другая мораль.

— Вы хотите говорить по телефону?
— Нет, по граммофону.

Мочалкин блюз!

А теперь кончен бал. Тушим свет и курим солому.

Нечеловеческие взлеты и невиданные падения.

А я вообще не живу жизнью. Жить жизнью грустно. Что жизнь: дом — работа, работа — могила. Я живу в заповедном мире моих снов. А жизнь… Что жизнь? Фактически жизнь — только окошко, в которое я время от времени выглядываю.

Я люблю его. Три года он звонит мне каждый месяц.

Тут, сынок, жадничать нельзя. Сколько скажут, столько надо и дать. Богатые люди — особые люди.

Главное не стекла. Главное — ощущать себя зрячим человеком.

На тот свет идтить не котомки шить.

— Как живешь, Гошенька?
— Согласно здоровью и полученному образованию.

Хорошо все сделали, как конвой в зоне вяжет.

Дыши-дыши, голубок. Сейчас мы тебе аппендицит вырежем.

Сегодня он подпишет все, что мы захотим. А завтра мы будем болтаться в петлях.

Взрослый человек: мешок на ухе, в очках стекол нет…

Кто-то из нас должен уехать. Разница между нами в том, что я могу тебе хорошо заплатить.

Он поэт. Он на белом свете живет.