Я мать, и не хуже маэстро знаю.
Идея свободы, залитая немецким шнапсом, делает солдат совершенно одуревшими.
Я прошу вас помнить, что я офицер, а не карточный шуллер.
— Я у графини Татищевой служу.
— Служить будете Отечеству.
Толста, да? Да я не толста. Я здорова.
Я в своей деревне, почитай, всех мужиков отвадила руки распускать, нешто я с германцами не справлюсь.
Выстраивай нас по титькам, командир.
Здравствуйте, новобраницы!
Приказываю бабью сущность оставить дома.
А вы и в окопах делить будете, кто благородная, а кто нет?
— Врежь ей, Дусь.
— Тогда и мне соблаговолите врезать.
К земле сильно не прижимайся. А то зад отстрелят. Нужна ты мне без зада.
Товарищ командирша, я до тебя.
Командир должен свой приказ блюсти, иначе какой он после этого командир.
Это не чудо. Мы просто идем на фронт.
Ну-ка, поцелуй-ка меня, красавица. Или коли прямо в сердце, все равно ты его погубила.
К бабам таперича с уважением. Тем более они за это штыками голосуют.
На переднем крае у меня, мадам подпоручик, вообще никого. Только курьеры немецкий шнапс носят.
Братья. С ножами за поясом.
Второй бой страшнее первого.
Это не полк. Это сборище мерзавцев, тварей и предателей.
Все не могут быть мерзавцами. Так не бывает.
Мужчины… они как дети. Они ласку любят, покушать, чтобы их послушали.
