От писательства кодировать надо, как от алкашки и наркоты.
Люди должны знать правду о том, на чем собрались болтаться.
Вот вы часто абсолютно голая в снегу с медведем боролись? А я через день, все восемь лет.
Лысая правда на бреющем полете.
Москва не город, а мечта одинокой бабы: стоит 24 часа в сутки.
Сумрачные тучи сгустились над цехами крутильного производства.
Срочно нужна рукопись, не важно, какая. Идеально, чтоб покойника: никаких претензий к авторским правам.
Живые — это рискованно.
8 лет мне пришлось доказывать, что не все мужики такое говно, как ты.
Нет повести прекрасней для печати, чем повесть о крутильном комбинате.
От нас ждут блестящей презентации, а не скандальной ситуации.
Мой роман — это луч солнца современной литературы, а вы черная туча, пытающаяся его затмить!
Я ее публично казню. Вот прямо на этом крыльце.
Я любому натяну рот на пятки. У меня каждая строка кровью сочится, хоть выжимай.
За такой тираж у меня весь Хор Турецкого замолкнет навеки.
Веревки разнообразны, как люди.
В литературе, как и в постели, застенчивость только вредит.
Надо сохранять интригу до самой могилы.
Из-за таких, как ты, у нас никогда катарсис не наступит.
Пафос не водка. Можно градус и понизить.
Талантам надо помогать, бездарности сдадутся сами.
Алена, вернись, пожалуйста! Я без тебя не смогу правильные носки выбрать.
Веревки — вот настоящие друзья человека.
Да я теперь буду по-другому смотреть на мир, только через призму веревки.
Редакторы — паразиты на теле литературы: писать сами не могут, а других учат.
— Вам не задушить правду!
— Ошибаешься! Это моя работа.
Мама, я гребаный бездарный графоман. И я счастлив. И хватит меня тащить за уши по моей жизни.
Я не хочу книги писать, я хочу машины продавать.
Плевать на логику! Ты автор, тебе решать.
Современному читателю необходим ужас.
Без ужаса читатели задыхаются. Литература больна. А мы, писатели — доноры, даем ей кровь.
Спасет только слово из трех букв — шок.
Можно и зайца научить сценарий строчить.
