Да взять бы этого Канта за такие доказательства — и года на три в лагеря.
Ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой?
Да, человек смертен. Но это было бы еще полбеды. Плохо то, что иногда он внезапно смертен. Вот в чем фокус. И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
— У меня нет постоянного жилища, я путешествую из города в город.
— Это можно выразить короче — бродяга.
Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова. И болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти.
— Чем ты хочешь, чтобы я поклялся?
— Ну, хотя бы жизнью своей, потому что она висит на волоске.
Согласись, что перерезать волосок уж, наверное, может лишь тот, кто подвесил.
Я не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо.
Всякая власть является насилием над людьми.
Настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек придет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
Да никакого умения у меня нет. Обыкновенное желание жить по-человечески.
— Ну, Берлиоз… Чем мы ему поможем? Тем, что голодными останемся?
— Ну не пропадать же куриным котлетам де-воляй.
Братья по литературе, слушайте меня все!
Следуйте старому мудрому правилу: лечить подобное подобным.
Мало ли что можно рассказать, не всему же надо верить.
Гражданин Квасов похитил мои пельмени, уложив их непосредственно в свой карман.
На половине покойника сидеть не разрешается.
Покайся, Иваныч, покайся, тебе скидка выйдет.
Всякому терпению положен предел.
Поздравляю вас, господин, соврамши.
Я не могу удрать отсюда, но не потому что высоко, а потому что мне удрать некуда.
Они люди как люди. Любят деньги, ну, так это всегда было. Ну, легкомысленны, ну, что ж… И милосердие иногда стучится в их сердца. Обыкновенные люди. В общем, напоминают прежних. Квартирный вопрос только испортил их.
— Ваша профессия?
— Поэт.
— Как же мне не везет. А как ваша фамилия?
— Бездомный. А вам что, мои стихи не нравятся?
— Ужасно не нравятся.
— А какие вы читали?
— Да я никаких ваших стихов не читал.
— Ну а что же вы тогда говорите?
— Разве я других не читал?
Зрительская масса требует объяснений.
— Что удалось выяснить?
— Практически мало.
Я за встречу с ним готов отдать связку ключей, все, что у меня есть.
— А как ваша фамилия?
— У меня нет больше фамилии. Я отказался от нее, как и от всего в жизни.
Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в темном переулке, и мгновенно поразила нас обоих, как поражает молния, как поражает финский нож.
Я вышел в жизнь, держа роман в руках, и на этом жизнь моя кончилась.
Мы оба жили тем, что часами сидели на полу на коврике у печки и смотрели в огонь.
Я не встречал человека, который в одну минуты объяснил бы мне смысл статьи в газете.
Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город…
Призываю всех к бодрости и прошу записываться.
— Осетрину прислали второй свежести.
— Вторая свежесть — это вздор. Свежесть бывает только одна, первая, она же последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая.
Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы… Такие люди либо тяжко больны, либо втайне ненавидят окружающих.
Интересно, кого это хоронят с такими удивительными лицами.
Новая порода появилась — уличный сводник.
Пропадите же и вы пропадом с вашей обгоревшей тетрадкой и засохшей розой!
Я приглашаю вас к иностранцу совершенно безопасному.
Я знаю, на что иду. Но иду на все из-за него.
— На чем вы прибыли на реку?
— Верхом на щетке.
Вопросы крови — самые сложные вопросы в мире.
Я хотел бы служить кондуктором в трамвае, а уж хуже этой работы нет ничего на свете.
Факт — самая упрямая в мире вещь.
Кровь ушла в землю. И там, где она пролилась, уже давно растут виноградные гроздья.
Помилуйте, королева. Разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!
— Вы, наверное, хорошо стреляете.
— Смотря во что. Одно дело попасть молотком в окно критика Латунского, а совсем другое — ему же в сердце.
Никогда ничего не просите, никогда и ничего. И в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут.
Я попросила у вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей надежду.
Не будем наживаться на поступке непрактичного человека в праздничную ночь.
— Кто вы такой?
— Я теперь никто.
Вылечите его, он стоит того.
Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нет.
Рукописи не горят.
— Не бывает так, чтоб стало так, как было.
— Не бывает, говорите? Это верно. Но мы попробуем.
— Вы тот самый кот, что садились в трамвай?
— Я. Очень приятно, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил на брудершафт.
— Ваш роман еще принесет вам сюрпризы.
— Это очень грустно.
Из числа человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.
У него есть одна страсть, прокуратор — страсть к деньгам.
Мне не обязательно видеть труп для того, чтоб сказать, что человек убит.
Его выманили не люди, а его собственные мысли.
В этом городе все вероятно.
Надо ли спрашивать удостоверение у Достоевского, чтобы убедиться, что он писатель?
— Достоевский умер.
— Как?
— Протестую. Достоевский бессмертен!
Ты с чем пожаловал, незваный, но предвиденный гость?
Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла? И как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?
Он не заслужил света. Он заслужил покой.
Мне и самой нравится быстрота. Быстрота и нагота.
Оскорбление является обычной наградой за хорошую работу.
Роман возьми с собой, куда бы ты ни летел.
Вот я вас поцелую в лоб — и все у вас будет так, как надо.
Сегодня такая ночь, когда сводятся счеты.
Тот, кто любит, должен разделить участь того, кого он любит.
Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?
Я чувствую, как кто-то отпускает меня на свободу.
Вот еще одна жертва луны.
Все кончилось, и все кончается, и я поцелую вас в лоб, и до следующего полнолуния вас не потревожит никто.
