Зеленая миля (The Green Mile)

— Сегодня будете пирожное?
— Нет, только два сухих тоста. С чем угодно.
— Холодные и без масла…
— Холодные вкусней.

Не замечаешь, как прошлое на тебя наваливается, хочешь ты или нет. Ужасно.

Я говорил, что был начальником в блоке смертников и руководил казнями? Называли этот блок «Последняя миля», иногда «Зеленая миля» — пол был зеленого цвета. У нас был электрический стул, мы его называли «Старушка искра».

— Ты там в порядке?
— Для человека, писающего битым стеклом — да.

— Перси, изолятор сменил помещение, пойди узнай, не нужна ли им помощь.
— Но у них хватает людей.
— А ты пойди и проверь.
— Э-м-м…
— Мне плевать, куда ты пойдешь, главное, чтобы тебя здесь не было.
— Ха-х, хорошо.

— Тебя зовут Джон Коффи?
— Да, сэр-босс, как напиток, только пишется по-другому.

— Вопросы?
— Вы оставляете свет после отбоя? Я иногда нехорошо себя чувствую в темноте, если незнакомое место.
— Оставляем. Здесь довольно светло всю ночь. Мы всегда оставляем гореть лампы в коридоре.
— В коридоре?
— Это рядом.

Злобный, трусливый, глупый человек — это плохая комбинация для такого места. Рано или поздно он кого-нибудь изуродует.

— Рассматривай этот блок как отделение интенсивной терапии
— А для меня это ведро с мочой и тонущие в ней крысы, вот и всё. Вам не нравится? Мне плевать на вас!

Мы же не будем приглашать шамана, который истошно вопит и трясет своим членом?

— Хотите перед смертью что-нибудь сказать?
— Да. Я хочу на обед курицу в соусе с поджаркой, а потом посрать в вашу фуражку и чтобы Мэй Уэст села мне на голову, потому что у меня член дымится.

Если человек искренне раскаивается в своих грехах, он может вернуться в то время, которое было самым счастливым для него и остаться там навсегда. Может, это и есть рай?

То, что происходит на миле — остается на миле. Это закон.

Я не верю, что господь дал такой дар в руки убийцы

Их любовь погубила их, они помогли ему убить себя. И так каждый божий день, и так происходит во всем, во всем мире.

Я скажу тебе правду. В жизни я совершал поступки, которыми мало горжусь, но сейчас впервые я почувствовал реальную угрозу ада.

— Джон, я тебе хочу сказать что-то очень важное.
— Я знаю, что ты скажешь, думаю, не стоит.
— Нет, я должен, я должен сказать. Джон, скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал? Хочешь, чтобы я выпустил тебя отсюда? Дал тебе сбежать? И ты далеко уйдешь?
— Зачем тебе это надо?
— Когда призовет Господь на свой суд праведный, он спросит меня: «Почему ты убил одно из настоящих моих чудес?» Что я ему скажу? Что это моя работа? Моя работа…
— Ты скажешь Господу, что сделал хорошее дело. Я знаю, ты страдаешь и беспокоишься, я чувствую это, но ты должен успокоиться, я хочу умереть и покончить с этим. Я хочу… Я устал, босс. Устал быть в дороге одинокий, как воробей под дождем. Я устал, что у меня никогда не было друга, с которым можно поговорить, куда мы идем, откуда и зачем. Я устал, что все люди жестоки и беспощадны. Я устал от боли, которую я чувствую и слышу в мире каждый день — это слишком много. Здесь в голове как будто осколки стекла. Каждый день. Ты можешь понять?

Все будет хорошо. Это тяжелый момент. Но я потерплю.

Я буду жить — это мое проклятие, это моя Божья кара, за то, что я позволил казнить Джона Коффи тогда, за то, что убил Божье чудо.

Каждый из нас должен умереть, исключений нет, но, Господи, иногда «Зеленая миля» кажется такой длинной.